Альбина Давыденко

Мелодия пылающего города.   
Сколько войн и потрясений пронеслось над латгальским краем! Враги и сжигали Динабург не раз, и взрывали; и Двина показывала свой грозный нрав, затопляя дома мирных жителей. А все равно живет наш древний город, растет век от веку и сохраняет для потомков легенды и предания «старины глубокой».
Одна из них пришла к нам из далекого 18 века.
В 1794 году оказался в наших краях дипломат, музыкант и мятежник, граф Михаил Огинский. В этот год в Польше заполыхало восстание под предводительством Тадеуша Костюшко. Он вернулся на родину в чине генерала американской армии и поднял восстание за независимость Речи Посполитой. Среди части богатых шляхтичей и скромных мещан генерала Костюшко поддержал и Михаил Огинский. Аристократ, имевший прекрасное образование и древнюю родословную, служивший послом в Голландии и Англии, он встал под знамена бунтовщиков, когда восстание докатилось до Литвы и Курляндии.
С 20-тысячным отрядом восставших и тремя эскадронами польской кавалерии Огинский, при полном попустительстве генерала-фельдмаршала Литвы Николая Репнина, пытался развернуть партизанскую войну в тылу русских войск.
Динабург в те времена был пограничным городом между Российской Империей и Курляндией, подчинявшейся Польше.
31 июля войско Огинского взял Илукст и прибыл к Динабургу. Остановившись на левом берегу Двины, напротив тогда еще земляной Динабургской крепости, стал искать средства для переправы. Зная от разведчиков, что гарнизон крепости небольшой, Огинский приказал перебираться через реку вплавь. Но ударившие из засады ружейные залпы солдат гарнизона обратили мятежников вспять. Была отбита и вторая попытка переправы.  Видя, что в реке тонут его конники, Огинский послал нахальный ультиматум коменданту крепости, полковнику Генриху Гулевичу, требуя сдать крепость без боя. Взамен Огинский обещал отпустить солдат и офицеров с имуществом под честное слово не сражаться, а перейти на сторону восставших. В противном случае князь грозил: «…приищу средствы к снесению мечом и огнем города, которым вы командуете». Полковник Гулевич, храбрый офицер, прошедший не одну военную кампанию, отказался сдаваться. Но силы были неравными. Крепость обороняли 50 солдат да еще на помощь пришли 170 крестьян. У защитников крепости не хватало оружия, пороха и провианта для долгой обороны, но они готовы были сражаться до последнего. В переправе через реку и взятии города Огинскому помог местный помещик Родион Зиберг, давший повстанцам лодки и 50 талеров, в надежде, что мятежники не будут грабить его имения с крестьянами.
Восставшие переправились через Двину, и граф Огинский приказал пустить огонь в город. Мятежники разграбили и сожгли часть домов, соляной магазин и здание городского архива. Гарнизон крепости, несмотря на свою малочисленность, сражался с повстанцами среди сожженного города, да так храбро и умело, что вынудил захватчиков покинуть Динабург. Мятежники не сдержали слова, данного Зибергу, и сожгли его деревни и много других сел в окрестностях.
Граф Михаил Огинский был очень сердит: солдаты Динабургской крепости дали ему суровый отпор, а жители города, не желая поддерживать бунтовщиков, скрылись в лесах. Но одновременно с досадой появились печаль и тревога. Чувствовал граф, что поражение близко. Все чаще становилось тоскливо у него на душе. И откуда-то из глубин сердца пробивалась и звучала внутри странная, щемящая мелодия. Как гласит легенда, впервые Огинский услышал ее, глядя на пылавший по его приказу город. Сидя на коне, граф велел своему денщику достать бумаги и походную чернильницу, а затем стал торопливо чертить на листке ноты.
  Этот набросок и был мелодией прославившего Огинского полонеза «Прощание с Родиной».
Предчувствие графа не обмануло. В начале осени этого же 1794 года восстание, ввергшее Польшу в разорение и хаос, было подавлено. Раненый в бою Т.Костюшко был взят в плен русскими войсками, отправлен в Санкт-Петербург, в Петропавловскую крепость, вылечен и через два года отпущен на свободу.
Михаил Огинский после разгрома войск мятежников бежал в Константинополь, а затем перебрался в Париж. Дважды из своей эмиграции он обращался с просьбой к императору Павлу I, сменившему Екатерину Великую, с просьбой о помиловании, но получал отказ. В1802 году, когда на трон Российской Империи взошел Александр I, была объявлена амнистия. Граф М.Огинский вернулся на родину, поселившись в своей деревне Залесье в Белоруссии. Через восемь лет император Александр пригласил М.Огинского в Петербург, сделал сенатором. Но через несколько лет здоровье М.Огинского пошатнулось, и композитор уезжает с семьей в Италию. Это прощание с родиной стало для него окончательным.
А проникновенный полонез, родившийся в горящем Динабурге и мистическим образом определивший судьбу его автора, живет. На старой улочке города летней августовской ночью чуткое ухо обязательно услышит еле различимую знакомую мелодию. Это он, полонез Огинского.

Золото чертова озера
Давно это было. Так давно, что, может, только старые деревья, которые уже много веков кланяются ветрам, прилетающим с Даугавы, это помнят.
  В те далекие времена уже прочно укрепился в Латгалии многочисленный род Плятеров.  Их предки, рыцари Ливонского ордена, пришли в эти края с крестом и мечом: местных язычников обращали они в веру Христову, а кто противился – убивали без жалости. Здешняя природа и покорный народ так понравились Плятерам, что они пустили в этой земле прочные корни.
  Прошло время, и Плятеры стали полновластными владельцами земель почти во всей Латгалии, частью – в Белоруссии и Литве. Народная молва приписывала им много и хорошего, и дурного. Были в роду Плятеров достойные  наследники рыцарских традиций, вроде Великого магистра Мальтийского ордена; были писатели, путешественники, государственные деятели. А были и бунтовщики, убийцы и предатели вроде полковника Плятера – коменданта Динабургского замка, вероломно сдавшего товарищей по оружию вражескому отряду Стефана Батория.
  Были труженики, развивавшие в своих владениях землепашество, ткачество, виноделие, изготовление оружия. А были и пьяницы, развратники, заядлые игроки. Но нередко в одном человеке сплеталось и то, и другое. Таков был, как гласит легенда, сиятельный князь Иван Генрихович Плятер-Зиберг. Его стараниями в 1890 году появилось в Динабурге сразу два завода – лесопильный и игольный, а потом граф прикупил в местечке Погулянка, на берегу Даугавы, землю с густым лесом и открыл здесь курорт с кумысоводолечебницей. Курорт вскоре стал известен во всей Российской империи. Знатные господа из Санкт-Петербурга, и совсем простая публика лечились здесь целебной водичкой и волшебной грязью из заколдованного озера Трикарты, доставшегося графу от самого черта.
Их сиятельство при всех своих достоинствах имел немало пороков, среди которых – страсть к карточным играм. Граф во время партии впадал в такой азарт, что бесконечно поминал черта. И вот однажды, когда граф с гостями расположился на поляне, и пошла игра для него неудачно, он в сердцах воскликнул: «Черт побери!» Тут же перед изумленным графом и гостями предстал самый настоящий черт и, помахивая  длинным хвостом, спросил: «Ты звал меня? Так давай сыграем партию, посмотрим, чья возьмет». А, надо сказать, Плятер-Зиберг был заносчив, иногда хвастлив без меры и не раз говаривал, что его в карты сам черт не обыграет. Вот и пришел случай доказать свое мастерство. Уговорились: если граф проиграет, душа его прямиком в ад отправится, а если проиграет черт, то одарит золотом графа Ивана. Согласился граф, в то время как гости сидели в оцепенении и страхе. Раздали карты, и выиграл граф у незваного гостя. Развеселился Плятер-Зиберг, когда черт с недоумением вертел в лапе три лишние карты. «Давай, выигрыш, рогатый!» - воскликнул граф, ухватив черта за хвост.
  Обозлился черт, бросил на землю карты, разлетевшиеся веером: «Вот тебе твое золото! Будешь со дна грязь черпать, через это и озолотишься».
  Сказал и сгинул. А на этом месте в тот же миг возникло небольшое озеро, чьи очертания точь-в-точь повторяли рассыпавшиеся веером три карты. Отсюда и пошло название озера. На дне его, действительно, обнаружил граф волшебную грязь, лечившую от многих хворей. Плятер-Зиберг и вправду озолотился: его лечебница приобрела со временем известность и в Европе.
  Войны и время разрушили курорт. О тех славных временах напоминают лишь несколько оставшихся на Графской аллее деревьев да озеро Трикарты, по-прежнему полное волшебной грязи.
Местные жители утверждают: в ночь с 30 апреля на 1 мая, если небо чистое, в свете луны иногда можно увидеть на берегу черта, который зовет графа забрать выигранное богатство.

Призрак городского музея   
Даугавпилс — город старинный и удивительный. Его атмосфера соткана из событий прошедших веков, прошита, как серебряными нитями, жизнями выдающихся людей и простых, безвестных тружеников. Веками жили они здесь, не раз и не два поднимали его из руин, оставленных войнами. Все сражения всех войн и во все века разрушительными волнами накатывались на город, оставляя после себя горькие пепелища, но каждый раз жители находили в себе силы вновь строить и украшать свой город. Поэтому в современном Даугавпилсе сохранилось не так уж много старинных зданий, но те, что есть, хранят удивительные тайны. А в одном из старинных особняков до сих пор живет самый настоящий призрак.
Сегодня в этом доме размещается художественно-краеведческий музей. Весной, когда во многих странах наступает Ночь музеев, даугавпилсские сотрудники музея тоже не остаются в стороне от этого замечательного мероприятия. Они ждут посетителей и готовят к их приходу специальную программу. Главным действующим лицом праздника обычно выступает Музейный Призрак, роль которого с успехом исполняет артист городского театра. А настоящий Музейный Призрак остается незримым и лишь иногда дает знать о своем присутствии. О нем до наших дней дошла такая легенда. 
Служил в Динабургской крепости капитан Наронович. Поговаривали, что среди его предков числился Юзеф Наронович-Нароньский, известный своим участием в строительстве Слуцкой военной крепости  в 1655 году для  Богуслава Радзивилла.
  Имени его не сохранилось ни в архивах, ни в воспоминаниях людей, но память об офицере живет благодаря красивому дому, построенному им. Место для постройки он выбрал удачное: в тихой части города, недалеко от берега Двины, привольно катившей свои воды в сторону холодного моря. Жалование офицера русской царской армии позволяло заказать добротное строение, каменное, в два этажа, с красивым декором и бронзовыми львами у входа. Дом был построен в 1883 году. Он получился просторным и нарядным, но несколько великоватым для семьи капитана. Поэтому Наронович сдавал часть комнат в аренду.
  Среди постояльцев красивого особняка оказался молодой человек по имени Станислав, который тоже служил в Крепости по интендантской части. Рано оставшись без отца, умершего, когда сыну не исполнилось и трех лет, юноша воспитывался обожавшей его матушкой, и вырос застенчивым и мечтательным. Для военного дела он не был приспособлен, но матушка употребила все связи покойного мужа, чтобы направить сына по военной стезе, а потом и сама тихо отправилась в мир иной. Станислав остался совсем один. Молодой человек, хотя и был хорош собой, не мог похвастаться богатством и знатностью своей фамилии, поэтому в завидных женихах не значился, хотя военные пользовались благосклонностью семей с дочками на выданье. На балах и праздниках он бывал не часто, а вот театр любил  всем пылом своей мечтательной души.
Однажды в Динабург приехала большая труппа артистов из Санкт-Петербурга.  Станислав, не пропускавший ни одной постановки, увидел мадемуазель Софи в роли Офелии и понял, что погиб. После спектакля он, отбросив свою стеснительность, представился актрисе, покорившей его сердце. И, как оказалось, нашел в душе юной артистки пылкий отклик своему чувству.
  Труппа уезжала из города через неделю. В течение нескольких дней влюбленные решили, что они тайно обвенчаются и уедут навсегда в шумный Париж или солнечный Рим. Софи бросит сцену, а он займется сочинительством. Но денег на устройство новой жизни у Станислава было совсем немного, а старинное драгоценное кольцо своей матушки – единственное богатство и память, юноша приготовил для любимой в качестве свадебного подарка.
Раздобыть необходимую сумму Станислав решил на службе. Он знал, когда привозят и где хранят жалованье для гарнизона Крепости. В ночь, накануне назначенного бегства с любимой, Станислав взломал замки и выкрал часть денег в надежде, что пропажу обнаружат не ранее, чем вечером следующего дня, а утром пара уже исчезнет из  Динабурга. Вернувшись домой на рассвете, он начал лихорадочно собирать все самое необходимое. Но вещи падали из его трясущихся рук. Душу обуревал страх, стыд, ужас от содеянного, а перед глазами стоял образ Софи, такой желанный, такой манящий…
Влюбленный метнулся к комоду, открыл ящик, вынул изящную коробочку с
памятным кольцом. На глаза навернулись слезы, рука дрогнула, и кольцо полетело на пол, издав легкий мелодичный звон. Станислав кинулся вслед, ударился головой о край стола, отшатнулся и вновь заметался взглядом по крашеным половицам, ковру - кольца нигде не было. Он растерянно стоял посреди комнаты, беспомощно озираясь по сторонам, а за окном набирал силу новый день, наполняясь звуками повседневной жизни. Вдруг он увидел вдалеке несколько человек в военной форме и сразу все понял: пропажу денег обнаружили и ему уже не удастся скрыться с любимой Софи. Впереди его ждет несмываемый позор, суд, каторга… Кровь прилила к вискам, в глазах ненадолго стало темно, а потом что-то оборвалось внутри, стало пусто и легко. Станислав спокойно вынул пистолет из ящика, проверил патрон, вплотную прижал ствол к груди…
Когда в его комнату вошли офицер с двумя солдатами, в воздухе еще висел пороховой дым.  На столе горкой лежали украденные деньги…
С тех пор прошло много лет. Красивый дом капитана Нароновича в разное время служил и управлением Двинского уезда, и штабом Земгальской дивизии, и даже – частично – мастерской, где шили военную одежду. Теперь его помещения отданы под музейные залы. Люди, работавшие здесь и прежде, и теперь, особенно - ночные сторожа, иногда слышат в тишине отчетливые шаги, шорохи, вздохи, а утром замечают сдвинутые со своих мест цветочные горшки и другие предметы. Неприкаянная душа Станислава, ставшая Музейным Призраком, все ищет заветное кольцо, но никак не может найти…

Легенда о двинском «Япончике»
Начало 20 века для многоликой и бескрайней Российской империи стало временем бурных событий и тяжких испытаний. Даже небольшие городки, оказавшиеся на пересечении больших дорог, ощущали неотвратимое наступление технического прогресса: дыхание фабричных труб, грохочущие в клубах дыма паровозы, диковинные аэропланы и автомобили. А потом – вдруг- первая революция и Первая мировая война и снова революция и снова… Уже рассыпался царский трон, уже раскалывается на части великая империя.
В этом огненном смерче, сметавшем то, что еще вчера было дорого и понятно, каждый выживал по-своему: кто бежал прочь, кто приспосабливался, кто рвался в бой. Уездный Двинск  вновь разрушен, но все равно кипит и бурлит. Волны еврейских погромов, затяжные бои с немцами, большевики, буржуазные националисты, гражданская война.  И - сотни выпущенных на волю недавних  «сидельцев» тюрем: воров, грабителей, преступников всех мастей. В город долетают слухи об одесском «короле всех бандитов» Мишке Япончике, в Петербурге знаменитый Ленька Пантелеев уже вынашивает планы дерзких налетов. А в Двинске по вечерам простые обыватели трясутся от страха. Выход на улицу превращается в приключение со смертельным риском для жизни. И даже стены родного жилища, и прочные замки не спасают от мародеров. Борьба с преступностью фактически отсутствует из-за частой  смены власти, которая переходит  то к немцам, то к белым, красным, буржуазным националистам.
По тогдашним меркам место, где впоследствии появился район Новое Строение, – далекая окраина Двинска. Это – гигантская проплешина, покрытая  зыбучими песками, настоящая пустыня. Домишки давно закончились, а впереди – ни травинки, ни кустика, зато, как в Каракумах, ветер насыпает барханы, затем рушит их и возводит другие. Ходить по этим пескам было настоящим мученьем для многих путников и горожан, идущих в сторону нынешнего микрорайона химиков или в Стропы. Городская власть озаботилась проблемой, и через пески был проложен длинный деревянный тротуар, скоро превратившийся во вполне оживленную улицу.
  Вот в этих-то местах и появилась в лихие времена шайка отъявленных бандитов. Как звали их главаря, никто толком не знал, поэтому для удобства двинчане, наслышанные про Япончика, и этого так же прозвали. Боялись  его страшно, ибо местный Японец был лют и кровожаден. До него разбойники нередко проявляли сострадание к жертве: ограбив где-нибудь в темном безлюдном месте загулявшего прохожего, без нужды не калечили,  тем более – не лишали жизни. Теперь это стало обычным делом. Даже днем душегубы  прямо из песка поднимались рядом с растерявшимся человеком, а то и несколькими: хватали, валили с ног, разбивали головы или резали насмерть. С убитых снимали все, до исподнего, оставляя обезображенные трупы рядом с деревянным настилом. Горожане не раз обращались к властям, но власть менялась, а бандиты оставалась вершить свои черные дела.
  Однажды ранней осенью, в сумерках, по деревянному настилу возвращалась домой большая семья. Четверо взрослых: родители и дедушка с бабушкой несли нехитрые пожитки и двух совсем еще крошечных младенцев, остальные пятеро ребятишек, мал мала меньше, послушно и устало семенили рядом. Вдруг за  ближним барханом блеснул огонь костра, и тишина взорвалась криками, топотом ног, глухими ударами.
Утром первые прохожие увидели такую страшную картину злодейства, что даже те, кто прошел окопы Первой мировой, были потрясены до глубины души.
  Но на этот раз опять сменившаяся власть без долгих уговоров провела настоящую боевую операцию в зыбучих песках. Отряд кавалеристов и пехотинцы взяли в тугое кольцо опасное место и, как крыс, ловили бандитов, выкуривая их из вырытых глубоких нор. Затем всю шайку во главе с Японцем привели к самому высокому бархану и расстреляли по закону военного времени, прочитав короткий приговор.
  Местные жители, пришедшие убедиться, что безжалостных убийц казнят, видели, как некоторые из них падали на колени и молили о пощаде. Когда солдаты вскинули винтовки, последние слова главаря: «А золота вам не найти!» потонули в грохоте ружейных выстрелов.
  Убитых сложили в одну общую яму под самым большим барханом и обозначили это место доской с надписью о том, что здесь похоронена банда  местного Японца. Сделано это было умышленно: одним – для  спокойствия, другим – в назидание. Вот только с течением лет забылось, кто же все-таки расправился с шайкой: то ли красные, то ли белые, то ли власти новой Латвийской республики. А награбленного бандитами, действительно, так и не нашли.

Пропавший солдат Динабургской крепости 
История Динабургской крепости уходит корнями в седую древность. Еще во второй половине13 века магистр Ордена меченосцев Эрнст фон Ратцебург построил замок-крепость на берегу реки, которая сегодня называется Даугавой, а в те времена носила другое название. По этой земле часто прокатывались войны, и замок в течение последующих ста лет постоянно то разрушался, то восстанавливался. После Грюнвальдской битвы в 1410 году силы русских дружин, литовцев, чехов и поляков  уничтожили тевтонский Орден. Последующие 200 лет здешние земли была под польским владычеством, но крепость сохранялась, хотя постепенно приходила  в запустение. Окончательно разрушил замок Иван Грозный в 1577 году и повелел заложить военный шанец как основу новой крепости на 19 километров ниже по течению реки. Затем шанец  расширил Стефан Баторий и построил защитный вал для выросшего рядом города.
  В начале 19 века это место стали расстраивать и превратили в могучую военную крепость, преграждавшую вражеским войскам путь в столицу Российской империи Санкт-Петербург. Бурное строительство крепости началось в 1810-м году,  незадолго до войны с Наполеоном.
  После разгрома французской армии и победы русского оружия в Динабургской крепости вновь закипело строительство фортов, бастионов, казарм, провиантских складов, госпиталя, острога. Вся крепость пряталась за главным валом. Его укрепляли мощной облицовкой из тесаных гранитных камней. Так вокруг крепости выросла эскарповая стена, протяженностью более 5 тысяч метров. Под основным валом крепости переплетались подземные ходы, ведущие из полубастионов внутрь цитадели. Ориентироваться во всем этом хитросплетении ходов и лабиринтов было непросто. Дисциплина среди солдат военных батальонов, занятых строительством, была очень строгой: нельзя было допустить, чтобы люди пропадали в непроницаемой тьме подземелий. И все-таки такое случилось. Время сохранило для нас легенду об исчезнувшем молодом солдате, чей призрак до сих пор иногда появляется в Крепости.
Случилось это около 1850 года, когда в Крепость попал на службу молодой человек по имени Василий. Был он из кантонистов, так что военный быт знал с детства. Кантонистами в те времена называли детей, которые росли в военных поселениях, в семьях отставных солдат. Детство их проходило в учебе, где они постигали не только грамоту, но и профессию, необходимую в армии. Подростков учили на писарей, фельдшеров, музыкантов, ружейных дел мастеров. Достигнув двадцатилетнего возраста, юноши направлялись на службу в армейские части.
Василий был музыкантом, но и другими делами не брезговал, к тому же был парнем красивым и любознательным. Прошло немного времени и товарищи его узнали, что осталась у Василия невеста на родине, дочка из семьи старого вояки. Василий с Аленкой росли по соседству, знали друг друга с самого детства. Родители были не против, чтобы дети поженились, но на брак  требовалось получить высочайшее разрешение. Когда Василия забрали на службу, девушка обещала ждать любимого, а потом стать верной женой, хоть и трудной была участь солдатских жен.
Целый год служил Василий с легким сердцем, но потом заметили товарищи, что стала одолевать его тоска. Ждал солдат весточки из родного дома, но время все шло, а писем не было.
И вот однажды среди ночи Василий вдруг явственно услышал тихий Аленкин шепот: «Вася, Василек, выйди скорей на улицу, так я соскучилась по тебе».
  Солдат осторожно поднялся и стал пробираться из казармы. Почти чудом ему удалось проскользнуть  незамеченным мимо караульного. Вышел на улицу: луна светит в полную силу и тиха майская ночь. А голос опять рядом звучит, такой родной, такой ласковый: «Васенька, Васенька, иди сюда». И легкая тень, словно белое девичье платье, мелькнула у дальней стены.
Василий схватился за ворот рубахи, боясь, что бешено стучавшее сердце отзовется барабанным грохотом на всю округу. Оглянулся. Никого вокруг. Пробежал до бастиона и остановился у недостроенного, зияющего чернильной темнотой входа. И опять почудилось, будто знакомый силуэт в белом платьице мелькнул впереди и призывный шепот: «Васенька, сюда, сюда, сюда!» Юноша шел на этот голос в сплошной непроницаемой тьме, шел, вытянув руки. Несколько раз его ладони упирались в стену, приходилось поворачивать куда-то и вновь двигаться на шепот любимого голоса. И вдруг все смолкло. Голоса больше не было. Василия очнулся от наваждения и ощутил руками стену. Она была везде: и справа, и слева, и впереди, и сзади…
Наутро, когда обнаружилась отсутствие солдата, стали его усиленно искать, но никаких следов нигде обнаружить не удалось. А спустя месяц после этого события из Смоленской губернии, от родных Василия, пришло письмо, где сообщалось, что невеста его, Аленка, в апреле утонула. Пошла девушка полоскать белье на речку и увидела, что соседский мальчонка барахтается в воде. Кинулась Аленка на выручку, вытолкнула малыша на берег, а у самой не хватило сил выбраться из ледяной весенней купели… 
  Строительство Динабургской крепости было закончено в 1878 году, спустя 68 лет с его начала. С тех пор иногда, в майские ночи, стал появляться в Крепости призрак солдата Василия. Стоящие на карауле солдаты, а потом и курсанты военного училища, которое было здесь в советское время, нередко видели призрачную фигуру солдата в старинной форме, а некоторые слышали вздохи, шум шагов и едва различимую печальную мелодию флейты. Видимо неупокоенный дух помнит, что в жизни Василий был военным музыкантом…

Тайна озера Губище
В Даугавпилс, уже больше семи веков глядящийся в серебристые воды Даугавы, можно въехать и с севера, и с юга, и с востока, и с запада. Сегодня путешествовать вполне комфортно: везде асфальтовые магистрали, железные дороги проложены через леса, болота и водоемы. А прежде было совсем непросто добраться из одного города в другой, да и города были не столь гостеприимны. Строились они за высокими стенами, охранялись крепко, чтобы врагам и разбойникам неповадно было безнаказанно налетать, учиняя мирным жителям грабежи и разорения.
  И город Динабург, обосновавшийся на правом берегу широкой и быстрой реки, тоже поначалу ограждался высоким валом от наводнений и непрошенных гостей. А вокруг города сплошной стеной стояли леса да разливались озера. В спокойные годы, без войн и эпидемий, город быстро рос, становясь значительным, притягательным. Заполучить эти земли всегда стремились владыки многих государств, поэтому войны из века в век прокатывались по этим городам и селениям. Среди тех, кто властвовал здесь, были и немецкие рыцари-меченосцы, и польские магнаты, и шведы, и русские цари. Каждый нес на покоренную территорию  свои законы, свою веру; и каждый оставлял по себе долгую память среди людей, живших здесь из века в век, повинуясь чужой воле. Местное население хоть и не отличалось воинственностью, чужие отряды встречало настороженно, по мере сил охраняя свой уклад жизни, веру и традиции. Воспоминания об этом до сих пор живут в древних легендах, которые объясняют название озера Губище.
Когда въезжаешь в Даугавпилс со стороны Краславы или Резекне, то озеро представляется своего рода визитной карточкой города. Если берег прибран, а рядом с шоссе по воде скользят белоснежные лебеди, изогнув свои царственные шеи, то первое впечатление получается замечательным. Но название заросшего осокой и камышом водоема звучит угрожающе. И вот почему.
Давным-давно это озеро было огромным и глубоким. Береговая линия причудливо петляла, извивалась, кое-где образовывала отдельные островки и полуострова. Но  местные жители знали прихотливую озерную географию. В светлую летнюю ночь на полуостров, скрытый в глубине зеленого царства, тайными тропинками шли люди, которые сохранили древнюю веру своих предков. Христианские миссионеры называли их язычниками и безжалостно преследовали, обращая в свою веру или убивая тех, кто отказывался предать сонм своих богов ради веры в Единого Господа. Сами люди, часто вынужденно ставшие христианами, продолжали тайно жить по прежним обрядам, славить богов и предков своих, как и заведено было у леттов и других славянских народов, издревле населявших эти земли. В ту волшебную ночь собрались они славить бога Купалу на берегу чистого озера.
В лето 7067 от сотворения мира в Звездном храме, то есть в 1559 году по юлианскому календарю, магистр  Ливонского ордена Готард передал Динабург и близлежащие земли польскому королю Сигизмунду Августу, чтобы не доставались они русскому царю Ивану Грозному. Новый владыка устанавливал свои жестокие законы, и веру свою католическую.
  Назначенный управитель Динабурга был ревностным христианином, беспощадным к тем, кто поклонялся деревянным идолам, и даже слухи о могуществе языческих волхвов не страшили его. Управитель снарядил отряд закаленных в боях воинов, чтобы превратить купальскую ночь леттов в кровавую баню, дабы уже никто никогда и вспоминать не дерзал о вере предков.
С помощью проводника, получившего щедрое вознаграждение, польский отряд тихо подобрался к месту праздника. Спрятавшись за деревьями, воины видели впереди большую поляну, освещенную высоким костром. Его отблески причудливо играли на вырезанных из дерева ликах богов-кумиров, делая их живыми и грозными. Вокруг костра пели и кружились в хороводе красивые люди в белых, искусно расшитых одеждах. Юные девичьи головки были украшены венками из трав и цветов. В небе, прозрачно-синем, светила огромная луна, превратив воду озера в мерцающее серебро. Чарующая песня   лилась в душу, наполняя ее восторгом и трепетом любви.
Командир отряда, почувствовав эту обволакивающую нежность, изготовился подать знак к нападению, вышел из-за дерева, чтобы быть видным своим ратникам. И вдруг  его взгляд, словно клинок шпаги, скрестился с таким же твердым взглядом – на командира из центра поляны смотрел старый волхв. Длинная белая борода и густые седые волосы окутывали его как белое облако. За его спиной взметались ввысь алые языки пламени костра. В руке волхв держал  чашу, готовясь совершить какой-то ритуал. Вокруг костра, взявшись за руки, шли по кругу язычники, распевая свои гимны. Вдруг старик вскинул одну руку вверх. Люди в хороводе остановились и замерли, сложив руки перед собой, склонили головы. Волхв начертал в воздухе какие-то знаки, а затем, выйдя за круг, выплеснул содержимое чащи в сторону притаившегося отряда. Командир хотел было отдать приказ, но лишь захрипел и рухнул в траву. Среди деревьев заклубился легкий белый туман. Становясь все гуще, он облеплял ратников, вселяя в них ужас, лишая сил и самой жизни.
  Так и сгинул весть отряд без следа. Сгубила его сила неведомая.
  А спустя еще два века появилась в этих дебрях шайка лихих разбойников. Отсюда совершали они дерзкие налеты на пеших и конных, чей путь лежал мимо озера. И душ людских погубили немало: грабили нещадно, а потом отправляли с камнем на шее в озеро.
  С тех пор, говорят, потемнела серебряная прежде вода, а за озером окончательно утвердилось угрожающее имя – Губище. 

Клады Золотой горы   
Самый последний из новых микрорайонов Даугавпилса появился на излете советской власти. Недалеко от того места, где в конце 19 века был возведен, а в Первую мировую войну разрушен Варшавско-Петербургский вокзал, был построен современный городской микрорайон Первомайский, сразу же переименованный жителями в Первомайку, по  аналогии с недалекой Погулянкой. Но прошло совсем немного времени, Латвия получила независимость, и на волне свободы многие прежние названия во всех городах и селах были переименованы. Та же участь постигла и Первомайку – теперь этот микрорайон называется Новый Форштадт. Рядом есть Старый Форштадт, застроенный частными домиками, многие из которых помнят давние времена. Недалеко и озеро Шуню, и полуразрушенные, поросшие травой, восточные форты знаменитой Динабургской крепости. Одним словом, места здесь обжитые, хранящие память о событиях и людях, чьи имена давным-давно канули в реку времени. А память места переплавилась в легенды, одна из которых связана с Золотой горой.
Среди новофорштадтских улиц есть улица Zeltkalna, что в переводе на русский язык может звучать как Златогорская. Это красивое название дано в честь высокой горы Zeltkalns (Золотая гора). Она сохранилась до сих пор – особенно наглядно это видно теперь, когда здесь построена транспортная развязка. Несколько веков назад это была большая гора, поросшая соснами. А Золотой ее назвали потому, что южный склон горы был песчаным и миллионы песчинок блистали под солнцем как драгоценные крупицы золота.
В  13-14 веках в эти края пришли меченосцы Тевтонского ордена и основали Ливонский орден. Литовские и русские дружины сходились здесь в схватках с немецкими рыцарями, стремясь укрепить позиции своих правителей. Несколько раз русичи с литовцами дотла разоряли Динабургский замок. И на правах победителей возвращались обратно с военными трофеями. Наверняка они были неплохими, ведь меченосцы постоянно совершали крестовые походы, во время которых нещадно грабили чужие племена и народы. Вот тогда-то и стали появляться слухи о том, что из одного такого похода рыцари привезли удивительные сокровища. Однако доставить их в Пруссию Великому Магистру ордена не смогли из-за постоянной угрозы военных столкновений. Ценнейшие реликвии  рыцари схоронили подальше от замка-крепости, но со смыслом: золото спрятали в Золотую гору. Что было потом с этими сокровищами – осталось тайной. Но вот что удивительно: когда Динабург во второй половине 16 века перешел из-под власти Ливонского ордена под власть польского короля, в недалеком от нас Несвиже магнаты Радзивиллы возвели грандиозный замок-крепость. В нем были собраны несметные богатства, в том числе и статуи 12 христовых апостолов из чистого золота и серебра. Владелец замка утверждал, что привез эти статуи из Константинополя, но под страхом страшного наказания кое-кто из местных жителей утверждал, что статуи апостолов прибыли в Несвиж не из Константинополя, а из тайника Золотой горы…
Затем на два века разговоры о сокровищах Золотой горы утихли.
Летом 1812 года в Динабурге появились солдаты наполеоновской армии. Целых пять месяцев они хозяйничали в чужом городе, разоряя местное население. Однако городок в те годы был невелик и не столь богат, как Москва или Санкт-Петербург. И все-таки иногда, как гласит легенда, удача улыбалась французским воякам. Однажды двое были направлены командиром на поиски провианта для отряда, а с этим дело обстояло все хуже день ото дня. Горожане не желали кормить чужую армию, скрывались от солдат по лесам, уводили домашний скот, так что к исходу четвертого месяца приходилось галльским оккупантам несладко. В поисках чего-нибудь съестного бродили солдаты по нынешнему безмолвному Форштадту. Надвигались сумерки. Вдруг в окне одного из маленьких домиков они заметили робко мерцавший огонек. Подойдя ближе, солдаты увидели женщину, молившуюся перед образами с зажженной лампадкой. Крошечное пламя выхватывало из сумрака блестевшие золотом оклады и строгие лики святых. Солдаты бесцеремонно ввалились в дом и кинулись к иконам, оттолкнув хозяйку, пытавшуюся преградить им путь к святыням. Оказавшись на улице, один предложил товарищу: «Пойдем на эту гору, которую зовут Золотой, спрячем добычу до поры, а потом заберем домой». Они поднялись на гору и стали искать надежное, но приметное место. Тем временем совсем стемнело. Осенний ветер печально шумел в кронах сосен, но луна давала достаточно света. Наконец товарищи нашли причудливо изогнутую сосну, одиноко стоявшую на маленькой полянке. Корни ее были немного приподняты с одной стороны, образуя удобное углубление. Солдаты подошли и стали расширять ямку, копая песок руками. Вдруг один резко поднял голову, почувствовав на себе пристальный суровый взгляд. То же самое сделал и другой. Оба солдата замерли, стоя на коленях. В нескольких метрах от них стоял старец с иконы. Одной рукой он опирался на длинный посох, а в другой держал крест. «Не видать вам родины, не уцелеть в бою», - словно эхо прокатилось по окрестностям. Французское эхо. Неведомый прежде страх накрыл солдат, сдернул с места. Как добрались до своего лагеря, они не помнили, а на вопросы своих товарищей лишь повторяли: «Белый старик!» Через месяц во время отступления оба погибли странной смертью.
А женщине в ту же ночь ограбления приснился сон, где величественный и строгий старец велел ей прийти к кривой сосенке на Золотой горе. Женщина сразу узнала его – это был святой Никола-Чудотворец. А потом и иконы нашлись.

Хранитель подземного хода
После тевтонских рыцарей Динабург на два века, с 1559 по 1772 год, оказался под польским владычеством, которое, правда, периодически нарушалось военными походами то русских, то шведов. Окончательно Польша потеряла эту территорию после Северной войны. Но польский след в истории Латгалии ощущается до сих пор.
В 1582-м году король Польши Стефан Баторий по Магдебургскому праву пожаловал поселению вокруг Динабургской крепости звание города. Часть Ливонии (нынешняя Латгалия) стала польской провинцией - воеводством Инфлянтия, а Динабург - ее центром  и резиденцией епископа. В эти времена значительно усилилось влияние католичества в жизни города и его обитателей.
  В 1746-м году началось строительство большого и красивого собора в крепости, которая  за эти годы тоже укрепилась и расширилась. Начало строительству положили еще немецкие иезуиты, соорудив внушительную базилику. Но самое главное было спрятано от людских глаз в подвалах, где были тайные помещения и сеть подземных ходов.
По распоряжению епископа здание базилики значительно перестроили, начав сооружать  собор в стиле барокко, но добавляя к его облику некоторые местные архитектурные особенности. Тогда же были обнаружены в подклети старого строения 20 тайных комнат, где покоился прах братьев из Ордена иезуитов. Останки упокоенных там монахов исчезли лишь во время Второй мировой войны при отступлении гитлеровских войск из Даугавпилса. А вот другие подземные ходы и лабиринты, которые уходили из подземной части собора к другим постройкам, были, как утверждала молва, при поляках значительно расширены. Многие метры запутанных коридоров позволяли скрытно покидать крепость и, наоборот, приводить нужных людей, устраивать переговоры и вести тайную политику в интересах определенного круга лиц. Народная молва утверждала, что неутомимые монахи прорыли подземный ход под рекой Диной (в разные времена река имела 14 разных названий, прежде чем стала Даугавой). Он был довольно просторным, хорошо укрепленным, и пройти по нему могли сразу немало людей. Поэтому и расположение, и даже само существование хода было тайной, которая строго охранялась. Легенда гласит, что строился подземный ход под рекой по расчетам и под присмотром мастера, чье имя затерялось в веках. Но зато осталась память о его таланте и ужасной смерти.
Мастер этот с рождения был наделен удивительным даром чувствовать природу. Он каким-то таинственным образом знал, когда рубить деревья, как выбирать камни, чтобы постройки из них были крепкими и прочными, где копать колодцы и как «уговорить» скудные почвы давать хорошие урожаи. Знал и умел он многое, что люди называли чудесами. Когда монахи решили заняться устройством подземного хода, они нашли этого мастера. Его принял сам епископ и спросил, можно ли устроить тайный ход под рекой?  Мастер подумал и согласился, но при одном условии: все его требования должны выполняться беспрекословно, даже если что-то будет казаться «божьим братьям» странным и даже жестоким. Епископ обещал исполнить все, лишь бы ход получился на века.
  И закипела  работа. Перестраивался собор, вызывая восхищенные взгляды христиан и одновременно с ним, но уже в полной тайне, уходил все глубже и дальше ход под рекой. Строительство продолжалось 23 года. В 1769 году в костеле прошла первая служба. Подземный ход был завершен на несколько лет раньше. Там нашли свой последний приют многие безвестные строители, которые умерли во время работ. Их хоронили, замуровав в стены тоннеля.
И вот, когда все было сделано, епископ снова вызвал к себе мастера и спросил, все ли его условия было выполнены. Мастер, за прошедшие годы почти не постаревший, усмехнулся и ответил, что для прочности и долговечности хода  в нем должен навечно поселиться его хранитель.
-Но кто же сможет жить во мраке подземелья?- удивился епископ.
- Подземный ход должна охранять душа заживо погребенного там человека, - ответил мастер.
Епископ содрогнулся, но виду не подал и обещал подумать. Строителя щедро наградили и отпустили. А вечером того же дня мастер пропал, словно в воду канул. И в ту же самую ночь несколько дюжих молодцев в черных плащах вытащили из повозки, въехавшей в ограду собора, отчаянно сопротивлявшегося связанного человека и быстро скрылись со своей ношей в подвале собора. Там, где начинался тайный подземный ход, было устроено небольшое углубление в стене, наполовину замурованное. Туда и втиснули несчастного мастера, а оставшийся проем заложили кирпичами…
Весной 1941 года, незадолго до прихода немецких войск, ватага городских ребятишек случайно наткнулась на глубокий лаз на гривском берегу Даугавы. Фашисты, долго находившиеся в Даугавпилсе, видимо, узнали про это и при отступлении взрывом завалили вход в таинственное подземелье.
Однако и сегодня экстрасенсы утверждают, что подземный ход под Даугавой сохранился, ведь его надежно охраняет душа заживо замурованного в нем мастера.

Латгальские Ромео и Джульетта 
В Науене, там, где первоначально была построен крестоносцами Динабургский замок, потом недалеко появилась немецкая усадьба Hofzumberg (дом на горе). Время не сохранило имени первого владельца, но в конце 18 века это имение стало называться Юзефово. Один из его владельцев разбил здесь красивый парк. Появился и небольшой пруд, который питал родник с целебной водой. До наших дней сохранились деревья Юзефовского парка, родник и несколько полуразрушенных строений. А еще –   легенда о местных Ромео и Джульетте, которую рассказывала старая-престарая служанка, работавшая в доме последнего хозяина Юзефовского имения Богдана Шахно в начале 20 века.
Пан Богдан был человеком богатым и деятельным. Поселившись в имении, он занялся его благоустройством. Особое внимание уделялось конюшням, где содержались красивые, породистые лошади – гордость пана. Да и прибыль немалую приносило разведение и продажа животных. Одним словом, деньги у хозяина Юзефово водились. И был уверен богатый пан, что все ему в жизни позволено. Даже с соседями ближайших имений он не церемонился; а холопов и вовсе считал за собственность, которой можно распоряжаться по своей воле. Редко кого миловал, все больше наказывал. Без его разрешения не могли слуги даже семьей обзавестись.
Работал на хозяйских конюшнях молодой и смышленый конюх. За лошадьми парень с детства ухаживал, имел к ним свой подход, любил, холил, и животные, даже самые норовистые, были смирными и послушными. Среди многочисленной женской прислуги господского дома заприметил юноша веселую голубоглазую девушку – прачку. И она обратила внимание на сильного и старательного парня. Молодые люди стали украдкой встречаться. Среди деревьев старого парка легко было затеряться, скрыться от посторонних глаз. Но скоро влюбленные поняли, что не могут жить друг без друга, и решили сыграть свадьбу. Только не могли они без ведома пана идти под венец. Отправились жених с невестой к пану за благословением. Богдан Шахно на девушку взглянул и обомлел: глаза, как два озера светлые, коса пшеничная ниже пояса. Посмотрел на жениха пан и зависть его взяла: жених под стать невесте – молод да красив.
- Не бывать вашей свадьбе,- сказал хозяин. Ты, конюх, завтра спозаранку отправишься в дорогу, лошадей покупать поедешь с управляющим в Ригу. А ты,- пан перевел взгляд на девушку и ухмыльнулся,- готовься ночью ко мне прийти. А сейчас прочь идите с глаз моих.
  Пан Богдан позвал старшего слугу и распорядился девушку под замок посадить, а к вечеру нарядить в белое платье, украсить косу венком из цветов и привести в его спальню.  Не успели молодые люди выйти из господского дома, как парня скрутили и потащили на конюшню, а девушку заперли в чулане. На прощанье она крикнула: «Я лучше умру, чем стану полюбовницей Богдана!»
Вечером, когда стемнело, и старший конюх задремал, парень тихонько выбрался из конюшни, прокрался к барскому дому. В комнатах горели огни, сновали слуги. Многие окна были распахнуты, подойдя поближе, парень услышал доносившийся из окна наверху голос старой горничной: «Да не реви ты, дура, глаза вон какие красные стали. Ну что такого, что пан старый, зато, может, денег тебе даст, из прачек в горничные переведет. Будешь ему постель по ночам греть, всего-то и делов. Вот сейчас косу тебе цветами перевьем и пойдешь к пану. Доля наша такая. Не ты – первая, не ты – последняя»,- усмехнулась женщина. Вслед за этим раздался легкий крик и…Через мгновение на земле лежала юная девушка, в белом платье. В один прыжок юноша оказался рядом с любимой. В свете окон увидел темную лужицу вокруг головы, которая становилась все больше.
Девушка бросилась из окна вниз головой прямо на выложенную булыжником узкую дорожку, которая опоясывала господский дом. Позору и муке без любимого она предпочла мгновенную смерть….
Утром слуги были разбужены ржанием коней на конюшне. Животные метались по стойлам, били копытами в стены, храпели и ржали. Юного конюха, который в это время всегда кормил и поил их, нигде не было. Кинулись искать парня по всему имению. Его безжизненное тело нашли возле старого дуба, на одной из ветвей которого была закручена прочная веревка.
Так погибли латгальские Ромео и Джульетта, выбрав смерть вместо постылой жизни. Говорят, после этого случая пан Шахно стал сильно опасаться за свою жизнь, а потом, собрав все самое ценное, тайком покинул имение навсегда.
А бывшие слуги и окрестные жители нашли большой гранитный камень, установили его в Юзефовском парке и выбили на нем крест в память о влюбленных. Он и по сей день лежит в парке. Старожилы утверждают, что если к камню накануне свадьбы наведаются  жених с невестой и увидят там пару целующихся голубей, то жить супруги будут долго и счастливо, а любовь до последнего вздоха не покинет их горячие сердца.

Царская милость
Одним из наиболее известных мест в окрестностях Даугавпилса считаются Беркинели. Здесь находится охраняемый государством памятник: дом-музей классика латышской литературы, поэта, драматурга, переводчика Яниса Райниса.
Родился будущий выдающийся латышский поэт осенью 1865 года на хуторе в Екабпилсском крае в семье Кришьяна и Дарты Плиекшансов. Впоследствии семья переехала в Беркинели. Здесь, на берегу живописной речки Лауцесе, в тени старинных лип, стоял чудесный домик, где и прошло детство Яниса Плиекшанса. Этот дом, так называемый фольварк, принадлежал прежде роду немецких баронов Фелькерзамов. Возможно, он никогда бы не снискал такую славу, если бы не приютил под своей крышей семью, где рос шустрый и смышленый мальчишка.
В этом доме, открывшемся как музей в 1965 году, хотя бы раз в жизни побывал чуть ли не каждый житель Латвии. Увидеть, как прошло детство Райниса, вдохнуть поэтический воздух живописного уголка Латгалии стремятся и многочисленные иностранные туристы. Для самых любознательных гостей приветливые сотрудники дома-музея непременно расскажут давнюю легенду, живущую в этих краях уже более двухсот лет.
Первых владельцев этих угодий уже давно никто не знает, а вот герб поместья – тележное колесо с тремя сломанными спицами, известен и поныне. Откуда же он взялся, этот герб, такой простой на фоне других дворянских гербов, украшенных мечами, львами и другими грозными символами?
Старинная легенда повествует вот о чем.
Случилась эта история во времена царствования на российском престоле великой и могущественной Екатерины Второй. В те времена Латгалия, Курляндия и другие прибалтийские губернии были частью территории необъятной Российской империи. И хотя страна была действительно очень обширна, а железных дорог, тем более – автомобилей, еще не изобрели, царица нередко отправлялась в дальние поездки, чтобы собственными глазами увидеть, как живут ее подданные. Ехала императрица в карете с одной-двумя фрейлинами, а вслед за ней двигалось множество повозок, нагруженных посудой, припасами, царскими нарядами, деньгами для расчетов. Иногда этот длинный поезд отставал, а царская карета могла уехать далеко вперед, оставив позади даже конную охрану. Да и дороги были не такие широкие да гладкие, а проселочные, узкие, ухабистые, где невозможно было одновременно ехать и карете, и конникам.
И вот как-то летом государыня Екатерина проезжала в наших краях, а, надо заметить, что в Динабурге и его окрестностях царские особы появлялись не раз. Впоследствии, когда была построена Динабургская крепость, в ней был устроен Путевой дворец, где неоднократно останавливались представители императорской фамилии.
Как раз в тех местах, где стоит сегодня дом-музей Райниса, дорога была очень трудной: она шла по холмам то вверх, то вниз, постоянно петляла, делая резкие повороты. Кучеру управляться на таком тракте с лошадьми было очень непросто. И даже первозданная красота этих мест не сглаживала неприятного впечатления от дороги. Царица выглянула в окно и заметила, что дорога впереди опять устремляется вниз, а под косогором течет река. Невдалеке на лугу косил траву какой-то крепкий крестьянский юноша. Кучер стал придерживать лошадей, чтобы карета потихоньку съехала с крутого склона, но уставшие животные вдруг взбунтовались и вместо того, чтобы сбавить шаг, рванули вперед, не разбирая дороги. В считанные минуты царская карета могла перевернуться, опрокинуться в реку, искалечить императрицу и фрейлин. Конная охрана была далеко, взбесившиеся лошади неслись, не слушая ни кнута, ни криков кучера…
Вдруг лошади заржали, взвились на дыбы, а потом остановились, как вкопанные, в опасной близости у кромки берега. Никто толком не успел понять, что же произошло. Все разъяснилось, когда карета накренилась на один бок, а подоспевшие слуги помогли Екатерине и ее фрейлине выбраться из экипажа. Оказалось, парень, увидев, что лошади обезумели, бесстрашно кинулся навстречу несущимся на него животным с экипажем. Крестьянин буквально повис на удилах лошадей и заставил их остановиться. Карета не выдержала такого резкого торможения, и в одном из колес сломались сразу три спицы.
Вышедшая из экипажа царица взглянула на храбреца, который, рискуя погибнуть под копытами лошадей, спасал ее от несчастья.
- Спасибо тебе, храбрец-молодец, выручил из беды. А в благодарность жалую тебе и детям твоим навечно столько земли, сколько сам себе отмеришь ходьбой в течение часа,- произнесла Екатерина.
Поклонился парень императрице и отправился отмерять себе будущие владенья.
Впоследствии государыня не забыла своего спасителя – отмеренная земля была пожалована ему во владение, крестьянин получил дворянское звание и стал помещиком. А еще Екатерина Великая учредила для него герб, на котором было изображено тележное колесо с тремя сломанными спицами.
К сожалению, история не сохранила для нас имени того крестьянина, ставшего за свою храбрость дворянином, но известно, что последним владельцем этого поместья оказался немецкий барон, у которого одно из строений – нынешний дом-музей – и арендовала скромная семья Плиекшансов, давшая миру Яниса Райниса.

Проклятие баронского рода
На юго-западе Латгалии, близко к границе Земгале, расположена Деменская волость, о прошлом которой еще нет-нет да и вспомнят старики с окрестных хуторов. С давних времен здесь селились потомки немецких рыцарей-крестоносцев, получая эти красивые земли в подарок за верную службу или покупая местные угодья, богатые лесом и озерами. Среди немецких баронов, живших здесь, был и многочисленный род Энгельгардтов.
После Первой мировой войны и революции в России, Латвия, получившая свободу из рук большевиков, выгнала из страны всех немецких баронов, а их имения были разграблены или приспособлены для нужд молодой республики. До наших дней сохранились далеко не все. В некоторых местах о «дворянских гнездах» напоминают лишь руины, среди которых, кажется, витают призраки прошлого.
О возвышенной любви и безмерной скорби напоминают уцелевшие постройки в местечке Бригене Деменской волости.
Сегодня это запущенный старый парк, где среди зарослей затерялась странное сооружение  из старого красного кирпича. Это – полуразрушенный, забытый склеп. И все-таки, несмотря на всю запущенность и растерзанность, есть в этих стенах, в этом месте что-то невыразимое, словно под куполом строения трепещет пронзительная нота, наполняя окружающее пространство еле различимой печальной мелодией.
Наследником и владельцем здешнего поместья был барон Максимилиан Энгельгардт. Его роду принадлежало немало земли и душ крестьянских. Своими крепостными хозяева распоряжались сообразно нраву и характеру. Кто-то был справедлив и милостив, кто-то и за людей крестьян не считал.
Сохранилось в народе память о том, что бароны не пропускали мимо юных селянок и  вовсю пользовались правом первой ночи. Энгельгардты не были исключением. Ходили слухи, что один из предков Максимилиана навлек беду на своих потомков. Он жестоко надругался над юной служанкой, которая отвергала домогательства барона. Вскоре девушка умерла, а ее мать, местная ворожея, прокляла графа и его род до седьмого колена. В последующих поколениях самый счастливый из семьи должен был жить бездетным, в расцвете лет потерять любимого мужа или жену и прожить остаток жизни в горьком одиночестве и печали.
  Праправнук Максимилиан оказался самым счастливым среди своих братьев и сестер. Но он и понятия не имел о страшной семейной тайне. Жизнь его складывалась гладко и красиво, да и сам он был умен, хорош собой, добр и благовоспитан. А когда  познакомился с голубоглазой и златокудрой Доротеей, тоже происходившей из хорошего немецкого рода, он ощутил себя избранником Фортуны. Чувство оказалось взаимным: Доротея без памяти влюбилась в очаровательного Макса Энгельгардта.
О пышной и веселой свадьбе долго шла молва по всей округе. Влюбленные поселились в просторном доме. Очень скоро молодая госпожа стала всеобщей любимицей, благодаря своему доброму сердцу и ясному уму. Максимилиан много занимался хозяйством, его дело процветало, а люди не бедствовали, как у других баронов. Все было хорошо у хозяев бригенской усадьбы. Только вот детей у них не было, хотя даже знаменитые доктора, к которым несколько раз ездили молодые супруги в Ригу, не находили у них никаких болезней. Так прошло несколько лет. Доротея становилась все задумчивее и печальней, а  при виде крестьянских ребятишек нередко смахивала непрошенную слезу.
Однажды в дальней поездке по полям Максимилиан нечаянно рассказал своему управляющему, как тяготит его и Доротею бездетность, для которой нет никаких причин. Управляющий, чей отец, и дед, и прадед служили этой семье, вспомнил, что рассказывали старшие о проклятье рода Энгельгардтов. И Максимилиан решил обмануть судьбу. Что рассказал он своей любимой жене и рассказал ли вообще о грехах предка – неизвестно, но только через полгода появились в их имении трое светлоголовых детей: два мальчика и девочка. Ребятишки были осиротевшими дальними родственниками Доротеи.
Просторный дом ожил, наполнился радостью, топотом детских ножек и звонким смехом. Молодая жена Энгельгардта вновь расцвела и стала еще прекраснее, чем в пору своей трепетной юности. Максимилиан не уставал баловать любимую женщину. В доме было тепло и уютно, вокруг имения был разбит красивый парк, где росли благоухающие розы – любимые цветы Доротеи. У нее были красивые наряды, украшения, но больше всех дорогих подарков она ценила верность и преданность мужа. Они прожили в браке уже немало лет, но ни разу Максимилиан не дал ей повода для ревности, а сплетникам – пищи для досужих разговоров. Баронское «право первой ночи» ушло из жизни бригенских девушек.
И все-таки судьба не остановила бумеранга, запущенного когда-то предком Энгельгардта.
Однажды, на исходе июльского дня, после шумного летнего дождя, когда розы благоухали особенно сильно и волны аромата через открытые окна вливались в дом, Доротея сама решила выбрать цветы для украшения ужина. Она позвала садовника и, неторопливо двинулась по дорожке среди розовых кустов, наклоняясь то к одному цветку, то к другому. Так она оказалась в самом дальнем углу цветника. Какие же тут прекрасные душистые розы, пламенеющие среди зелени! Баронесса шагнула с дорожки прямо в густую мокрую траву…Садовник, спешащий к своей госпоже, увидел, как Доротея, резко вскрикнув, отшатнулась и стала падать. Он вовремя подхватил баронессу, прошептавшую удивленно: «Змея…Ужалила меня».
  Доротея скончалась в возрасте 36 лет. Безутешный Максимилиан заказал известному архитектору Карлу Нейману проект красивого склепа, чтобы похоронить там свою любимую. Когда склеп, красивый и печальный, был готов, Энгельгардт установил там гроб с телом Доротеи. Легенда утверждает, что гроб был не обычный, а, как в сказке, хрустальный. Максимилиан часто наведывался в склеп, проводя там долгие часы, и был неутешен. Что стало с приемными детьми, как сложилась их судьба, и были ли они вообще – неизвестно. Но легенда, утверждает, что перед Первой мировой войной Максимилиан Энгельгардт спешно уехал в Германию. Имущества никакого с собой не взял. Увез только хрустальный гроб с прахом любимой жены Доротеи.

Колдун-камень
Рядом с Даугавпилсом, в Салиенской волости, где петляет светлая, бурливая речка Погулянка, есть одно зачарованное место. Там прячется в тени деревьев, у подножия небольшого холма могучий валун. Розовато-серый, поросший кое-где мхом, камень напоминает гигантское седло. На вершине холма пробивается родничок. Стекая прозрачной струйкой вниз, он огибает камень и течет дальше, прямо в быструю речушку. Вокруг огромного камня, где ближе, где дальше вросли в землю валуны поменьше. Здесь в любую погоду тихо и отчего-то тревожно. Птицы облетают это место стороной, и всякая мелкая живность не приближается к каменной глыбе.
Как гласит легенда, в стародавние времена здесь свободно жили люди, поклонялись своим богам, встречали по утрам солнце, сеяли хлеб, рожали детей, шумно веселились во время праздников. Однажды справляли богатую, веселую свадьбу. Гостей из окрестных мест и дальних краев собралось множество. А как им ни приехать, если жених – богат, знатен, и храбр в бою, и лицом красив, а невеста – юная девушка из дружественного рода, прекрасна как луна на летнем небе, рукодельница да скромница. Веселятся гости, славят молодых, дарят им дорогие подарки, желают долгой жизни да полный дом детишек. И вдруг в самый разгар веселья появляется среди нарядных гостей мрачный колдун в лохмотьях, с корявой палкой в руках. Смотрит на всех недобрым взглядом из-под косматых бровей. Насторожились гости, утихли свадебные песни. Встал тут отец жениха и приказал своим слугам не приветить гостя, не поднести ему чарку хмельного напитка, а прогнать с глаз долой, чтобы не пугал честной народ. Только подступились слуги к старику, как поднял он свой посох, ударил им об землю, и потемнело небо, налетел ветер, стал швырять гостям в глаза пыль. Еще больше разгневался женихов родитель, велел  слугам побить колдуна плетью. Но не успели они и шагу ступить, как топнул ногой колдун, и превратились слуги в камни, а за ними и все гости стали валунами. Развеселился колдун, расхохотался злым смехом, вновь ударил посохом, и вот уже стали камнями родители жениха, за ними – родители невесты. Даже молодых новобрачных не пожалел колдун оборотил их тоже камнями бессловесными.
  Совсем разошелся злой старик: все хохотал и бил посохом в землю, увеличивая свою силу. Уже никого вокруг нет, одни камни валяются, а он все никак не остановится. Снова поднимает свой посох, снова бьет им в землю. И вдруг вся колдовская сила против него же повернулась. Закрутился вокруг колдуна черный смерч, поднял его в воздух, а потом швырнул оземь. И вместо старого колдуна упал на поляну огромный валун. В центре камня осталась вмятина от бушевавшего смерча. Затихло все.
  О печальной свадьбе долго вспоминали люди, жившие в этих краях, и обходили злосчастную поляну стороной.
  Со временем камни ушли в землю, а теперь опять постепенно выходят на поверхность. Самый могучий из них, колдун-камень, похож на седло, но нет на земле такого коня,  которому оно пришлось бы впору…

Господин Хлестаков, безсмертное создание Гоголя, отнюдь не с потолка взят, а с подлиннаго происшествия списан и очень русской натуре сродни.
          Однако, как повествует "Русский Архив", дело было несколько иначе, чем в "Ревизоре".
          При Николае Павловиче, городничим города Динабурга был отставной капитан мушкетерских полков Благодатный, человек басистый и с гражданами на язык весьма неумеренный. При Благодатном, не считая двух взрослых дочерей и супруги, имели постоянное пребывание племянницы женщины, свояченицы и прочий родственный женский пол.
          По крепостному положению Динабурга, в городе располагался также артиллерийский гарнизон и артиллерийские дамы обильно увеличивали слабую, но прекрасную половину Динабурга. - С артиллерийскаго поручика, по фамилии Харчевский, история и началась.
          Человек холостой - гитара, трубка, да бисерный кисет все достояние - стоял поручик Харчевский почти на самом форштаде.
          В грустном сумраке майскаго вечера, сидел однажды поручик на скамье перед домом и, витая в эмпиреях, покуривал крепкий Жукова табак.
          Вдруг запылила дорога и прямиками к нему, растерянно и поспешно, направилась молодая дама в дорожном люстриновом платье, с шалью и ридикюлем в руках.
          - Вы, вы - подступила дама к поручику - Ваша фамилия?
          - Харчевский.
          - Харчевский? О, как я рада... Дорогой родственник, меня зовут Ванда Харчевская, я приехала к вам из столицы.
          - Честным словом вас уверяю, у меня в Петербурге никогда и никаких родственников не водилось.
          - Нет, вы забыли, - водилось... Я Ванда... Со мной несчастье, я выехала на долгих, между Островом и Динабургом, ночью, меня ограбил извощик... Паспорт, вещи - все... помогите! Господи! Ванда тут-же упала в обморок.
          Через десять минут весь динабургский гарнизон, полицейское управление, жандармерия и даже пожарный обоз были поставлены на ноги. Безчувственную путешественницу на руках отнесли в дом городничаго.
          Дамы артиллерийския и дамы просто прыскали Ванде в лицо недавно привезенным из-за границы о-де-колоном. Она пришла в себя.
          Городничий, потирая жесточайший свой еж, осведомился по возможности мягко, октавой из желудка:
          - Сударыня, какими судьбами вы здесь? Поручик Харчевский объявляет, что никогда вас не видел.
          - Да, он прав. Он мне не родственник... Я круглая сирота, я...
          Незнакомка обвела всех глазами. Собрание насторожилось.
          - Я дочь высокаго вельможи.
          - А-ах! - невольно вздохнули дамы.
          А путешественница, сидя на том самом плотном диване, под круглым, засиженным мухами, зеркалом, где городничий, после обеда, любил задавить Храповицкаго, - разрыдалась, прикрыв руками лицо.
          - Утешьтесь, сударыня - по медвежьи шаркнул ногой городничий. Во рту у него пересохло. - "Ого, подумал он. "Дочь важнаго вельможи. Этак, пожалуй, угодишь в столичные пристава, а то и повыше".
          И видели все, как городничий сложил обритыя губы сладким сердечком и чмокнул госпоже Ванде ручку. Тоже проделали все городничевы свояченицы, а также и офицеры, особенно холостые. А городничий сказал:
          - Вы попали к добрым людям, ваше превосходительство, ваше сиятельство, ваше высоче...
          Городничий во время зажал рот ладонью и печально вытянув лицо, почтительно поклонился -
          - Кто вы, откройтесь...
          - Я все открою, я... меня увез гувернер-англичанин и бросил... Я дочь министра двора князя Шаховскаго.
          Дамы вздрогнули, офицеры встали, шпоры зазвякали. Наступило молчание, но штабс-капитан Слинак, известный в гарнизоне острый язык и вряд ли не скрытый карбонарий, нарушил торжественность минуты своим зловредным кашлем -
          - Кхе, кхе... Но насколько мне ведомо, министра двора из князей Шаховских в империи никогда не бывало.
          Незнакомка при этих грубых словах вновь зарыдала, дамы замахали на своих Марсов руками -
          - Подите скорее, бедняжка в конец смущена...
          И уже дамское дело, о чем шушукались оне в спальне. А когда взволнованно вышли в зальце, сама супруга городничаго прошипела змеиным, прерывистым шопотом -
          - Она бер, бере, берем... акушерку!
          Как бы то ни было, но целомудреннейшим существом в Динабурге считалась тогда местная акушерка с неутешительной иностранной фамилией Монс, едва-ли не старая дева.
          Монс с таинственным саквояжем в руках, поспешно юркнула в дверь. И также поспешно вылетела из спальни, разгневанная до красна, фуриозная. Монс кинулась к городничему, вцепясь в рукава его форменнаго мундира -
          - Как вы смейте, меня, скромный девушка, издеваться... Ви знайте, кого я свидетельствовал. Это - мужчин, сами настоящий мужчин.
          Поднялся визг, крик, все бросились в спальню, городничий звериным рыком взревел -
          - Кого вздумал дурачить, каналия - распеку!
          В кулаке городничаго повисли чернявыя пряди шиньона.
          Тотчас-же все объяснилось.
          Поручик Харчевский действительно был не при чем, а дочь министра двора, бедная путешественница Ванда - оказалась беглым писарем Васькой Сапожковым, тем самым, что умел наряжаться в женския одеяния и дурачить смазливою рожицей усатых фельдфебелей.
          Васька Сапожков намеревался вернуться с побега, да не знал как и запутался.
          Писарька с тяжким боем представили по начальству, а городничему Благодатному не стало больше житья в Динабурге.
          Даже безпортошные уличные мальчишки, потеряв всякий страх, осмеливались кричать вслед его дребезжащей таратайке -
          - Вот так городничий - руки писарю целовал...

В основу положен (с изменением фамилий городничего Давыдова, поручика Громчевского и выдававшего себя за Ванду Громчевскую писаря Одаховского) текст В. А. фон Роткирха (1818 - 1891) "Сиротинушка-девушка", после публикации в "Русском архиве", включенный в собрание сочинений под тем же заглавием, см.: "Воспоминания Теобальда". Часть III. Динабургские воспоминания. Вильна, Типография А. Г. Сыркина, 1890. С. 108-119.