Надежда Орлова
АЛЕКСАНДР ИСАЧЕВ: СИЯЮЩИЙ ЛОТОС НА ТЕМНОЙ ВОДЕ
Очередь желающих попасть на выставку тянулась вдоль улицы, в ней стояли часами.
У входа в не-большой зал стихали голоса: на людей с грустью и недоумением смотрели глаза старого человека, готового принять мученическую смерть и простить своим палачам, но не способного простить самому себе давней минутной слабости и отречения от своего Учителя. Глаза апостола Петра. Глаза человеческой совести. Посетители молча переходили от картины к картине, замирали перед ними, лишь изредка обмениваясь взглядами. От полотен, как от экзотических курений, начинала слегка кружиться голова – яркие краски, глубокие тени, стены древних храмов и дворцов, драгоценные камни, горящие темным огнем...
Ироничная складка губ пророка Моисея – можно ценой всех ужасов казней египетских вывести людей из неволи, и все же они останутся рабами золотого тельца. Взметнувшийся к небу крест и поникшее на нем тело. И ощущение ужаса и беспомощности последнего часа. Это было дерзкое вторжение в душу каждого человека. Поражало и то, что многие из этих картин, казалось, вобравшие в себя мудрость тысячелетий, были написаны 23-летним юношей. Какие картины он создал бы 10 лет спустя, никому узнать дано не было – Александр Исачев до возраста Иисуса Христа не дожил. Но он успел сказать то, что должен был сказать, и ушел, как только его услышали. С первого по четвертый класс Саша учился в интернате в Мозыре. Затем попал в Республиканскую школу-интернат по музыке и изобразительному искусству в Минске. Программа там была намного шире обычной школьной, учеников возили на экскурсии в другие города, водили по музеям и галереям. Ученические работы Исачева получили приз на международной выставке детского рисунка в Женеве. Но в 9-й класс его решили не брать. Причина была формальной и по сегодняшним меркам пустяковой: свои льняные волосы Саша решил лишь подкрасить хной, а превратился в огненно- рыжего. Не желая остричься наголо, со школой вынужден был расстаться, далеко не сразу осознав, что как когда-то везеньем было поступление туда, так и теперь – отчисление.
Кто знает, не превратился бы он после выпуска в одного из бесчисленных и безымянных ремесленников-оформителей домов культуры и кафе, ведь примерно так он тогда и представлял свое будущее. Возвратившийся в Речицу Исачев быстро приобрел прозвище «Художник» и скандальную популярность. На весь городок только он и еще один парень отваживались носить длинные волосы. А одежда!.. Куртка в стиле ковбойской козьим мехом и всеми швами наружу, штаны, которые брюками назвать язык не поворачивался, не говоря уж о том, чтобы определить их цвет (о них Саша вытирал кисти), с немыслимой ширины красными клешами, пришитыми вручную крупными стежками. На заду для шика красовалась перчатка.
Возможность идти своим путем, писать – ничего важнее для Саши не было. Однажды он, не в силах оторваться от создаваемой им картины, обварил кипятком себе левую руку и встретил пришедшую вечером Наташу счастливый: впереди 14 дней «больничного». Что для этого современного Муция Сцеволы значила адская боль ожога по сравнению с двумя неделями творчества!
Художественное образование он продолжить не смог, и днем работал на стройке каменщиком, а после работы посещал «вечерку», а в начале 1973 года, предполагая уйти в армию из Ленинграда, уехал туда с другом Игорем Шпадаруком. С армией «не сложилось» – уже имея повестку на руках и прощаясь с вольной гражданской жизнью, повздорил с милицией и угодил «на 15 суток». В ряды вооруженных сил не попал, лишился работы и крыши над головой, а заодно и своей роскошной белокурой шевелюры – в милиции его остригли «под ноль».
Последнее Сашу огорчило, а насчет всего остального он не унывал: ночевал где придется, изучал «Петербург Достоевского», раздобыв листы бумаги, рисовал на скамейке в парке и «на коленке»... Однажды сырой питерской ночью на Марсовом поле он присел у Вечного Огня и протянул к нему руки – отогреться. Таким, с озаренным отблесками пламени лицом, его впервые увидел поэт Константин Кузьминский. Именно он «усыновил» Сашу, нашел ему временное пристанище и ввел в питерскую интеллектуальную среду. В частности, познакомил начинающего художника с Давидом Даром и Георгием Михайловым. Георгий Николаевич Михайлов, физик по образованию, знаток и страстный коллекционер современного искусства, вспоминал, что впервые увидел Сашу в одной из питерских мастерских, и поначалу живопись Исачева особого впечатления на него не произвела. Поразило другое – потребность рисовать у Саши была такой же, как потребность дышать. Из-под его руки выходили сотни рисунков, набросков, он находился в постоянном поиске, многое постигая интуитивно. «Истинного» Исачева Михайлов увидел позже, во Дворцах культуры им. Гааза и «Невском», где в течение двух лет проводились выставки современного искусства. Тогда же им были приобретены первые работы художника.
Свою квартиру на шоссе Революции Михайлов превратил в подобие художественной галереи и салона в самом широком и лучшем смысле этого слова. 1 марта 1979 года в ней должна была состояться выставка «Москва – Париж». Но за неделю до ее открытия хозяина квартиры арестовали, 363 картины опечатали, 120 – забрали в суд, из них 100 – Шемякина. Несмотря на сомнительность выдвинутых обвинений, Михайлова приговорили к четырем годам заключения, а его коллекцию – к уничтожению. В 1978 году были созданы многие из картин Исачева, признанные лучшими его работами. И большая их часть оказалась в коллекции Михайлова. Вместе с другими они должны были пойти под нож, в т.ч. гениальный «Апостол Петр»..
