Эпизод из жизни самого знаменитого русского генерала Первой мировой войны.
Летом 1917 года генерал Брусилов приехал в Двинск. Год назад его имя гремело по всей России, да что там — по всей Европе. Год назад войска его Юго–Западного фронта прорвали австрийские позиции и погнали противника на запад. Эта операция войдет в историю Первой мировой как Брусиловский прорыв, а Брусилов — как лучший русский генерал той войны. Казалось, еще один такой рывок — и война выиграна. Вот за этим он и приехал в Двинск.
Главный "оратель".
За этот год произошло многое. В России случилась Февральская революция. Брусилов был назначен Верховным главнокомандующим. Но Временное правительство с каждым днем все больше теряло контроль над армией и страной. В войсках открыто шла большевистская пропаганда "мира без аннексий и контрибуций". Солдаты не хотели не то что наступать — даже выходить на позиции. Хватит, мол, навоевались.
Брусилов метался по фронтам, собирая митинги и уговаривая солдат сделать "последний рывок". На лето 1917–го года было запланировано большое наступление, которое должно было решить исход войны. "Верховный Главнокомандующий обращался в "главноуговаривающего", в митингового оратора, или, как выражались солдаты, в "орателя", — вспоминал об этих поездках сопровождавший Брусилова подполковник Пронин. — Одним из таких весьма неудачных, едва не окончившихся печально митингов был митинг во время посещения частей 38–й пехотной дивизии, на позициях в районе Двинска".
Северный фронт, оборонявший Ригу и Двинск, считался наиболее ненадежным и большевизированным. Брусилов почувствовал это сразу. "Экстренный поезд Верховного Главнокомандующего прибыл на ст. Двинск (штаб 5–й армии) около 9 часов утра, — вспоминал Пронин. — Почетного караула, как полагалось по церемониалу для встречи Верховного Главнокомандующего, не было. Брусилов оставался в вагоне, не проявляя никакого неудовольствия, и лишь приказал сопровождавшему его вместе со мной полковнику князю Гагарину "связаться" по телефону со Штабом 5–й армии и сообщить о приезде".
Только спустя полчаса появился караул — опоздание, немыслимое ни в какой армии мира! Но вместо разноса Брусилов, играя роль "народного генерала", подошел к солдату–"ординарцу" и подал ему руку. Тот от неожиданности взял было винтовку "к ноге", затем вновь "на караул" и, держа винтовку в левой руке, правой пожал Брусилову руку.
После совещания в штабе армии выехали к полкам 38–й дивизии, считавшейся одной из самых неустойчивых. "Ехавший со мной в автомобиле генерал Антипов (командир 19–го армейского корпуса, в состав которого входила дивизия) все время волновался, опасаясь, "как бы чего не случилось", ибо настроение солдат этих полков, вследствие разлагающей работы корпусного комитета, во главе которого состоял большевик, врач Склянский, было "угрожающим", — вспоминал Пронин. (Впоследствии Склянский станет правой рукой Троцкого и одним из главных организаторов побед Красной армии в Гражданской войне.)
“Вам шампанское, а нам смерть?!”
"Вправо от дороги, в лесу на поляне был построен 151–й Пятигорский полк, то есть, вернее, не построен, а собран. Строя — в подлинном смысле этого слова — не было, — продолжает Пронин. — При обходе полка Главнокомандующим солдаты разговаривали, пересмеивались, а на приветствие "Здравствуйте, товарищи" — ответили вразнобой, да и то не все".
Обойдя полк, Брусилов стал среди лужайки на небольшой пенек и пригласил солдат подойти к нему поближе и расположиться "как кому удобнее". Сняв фуражку и держа ее в левой руке (жест, который мы привыкли видеть на изображениях Ленина, на самом деле был скопирован тогдашними ораторами у Керенского), главнокомандующий начал речь:
— Вы, товарищи, теперь свободные граждане. Вы должны принять участие в строительстве обновленной нашей Родины. Однако коварный и жестокий враг, вторгшийся в пределы нашей родины и грозящий уничтожить завоевания революции и нашу молодую свободу, не дает вам возможности приступить к выполнению великой задачи строительства. Необходимо сломить врага и выкинуть его из России, только тогда может быть заключен славный мир "без аннексий и контрибуций". Товарищи, нам чужой земли не нужно, но и своей мы не отдадим!
(Эту фразу он повторял в то лето много раз. Неизведанными путями запала она потом в голову Сталина, дословно произнесшего ее на XVI съезде ВКП(б). А уж затем она была растиражирована в песне из кинофильма "Трактористы": "Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим…")
— Вот уже долгое время стоит наша армия на месте, в окопах. Она отдохнула, набралась сил; она полна революционного порыва, — продолжал увещевать главком. — Обновленная, спаянная не палочной старорежимной, а разумной революционной дисциплиной, она обязана, она должна помочь нашим союзникам, ведущим тяжелые бои с наступающими немцами. Товарищи, мы должны заставить немцев…
Брусилов на митингах избегал употреблять слово "наступление", чтобы не раздражать солдат, но на сей раз и этого хватило. Главкома прервали криками: "Долой, довольно! Вам пьянствовать, а мы будем кровь проливать! Вам шампанское, а нам смерть!"
Почти по Маяковскому.
Брусилов пытался применить коронный прием опытных ораторов — устроить дискуссию один на один.
— Вот вы, — обратился он к пожилому с длинной рыжей бородой солдату. — Подойдите ближе и скажите, в чем дело, чем вы так взволнованы?
— Вы, господин генерал, — заявил бородатый, — приехали уговаривать нас проливать потоки нашей крови за шампанское? Пусть придут сюда проливать свою кровь те, кто пьет шампанское!
Симпатии явно оказались на стороне рыжебородого: "Правильно!.. Кровопивцы!.. Пусть те, кто хочет воевать, придут сюда в окопы, сменят нас, а мы посмотрим, как они будут защищать Родину!"
В общем, солдаты хоть и "своими словами", как говорят в школе, но достаточно точно цитировали знаменитое стихотворение Маяковского "Вам":
Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре блядям буду
подавать ананасную воду!
Никакие увещевания Брусилова и ссылки на то, что он сам "старый солдат" и воевал еще в турецкую кампанию, никого уже не интересовали. Зато зачитанное постановление корпусного солдатского комитета, подписанное Склянским — о необходимости заключения мира "без аннексий и контрибуций" и недопустимости наступления, — было встречено овациями.
"Верховный Главнокомандующий, по слову которого шла раньше русская армия на величайшие подвиги и смерть, — ныне был, в лице ген. Брусилова, в роли неудачного оратора, стоял молча, поникнув головой", — вспоминал Пронин.
Обратившись опять к уже сильно поредевшей толпе солдат, ген. Брусилов упавшим и охрипшим голосом сказал:
— Я вижу, товарищи, что мы сегодня не сговоримся; придется еще раз приехать и побеседовать с вами. Подумайте, потолкуйте между собой о всем, что я вам говорил… А теперь за нашу свободную Родину и за вас, товарищи, — ура!
Довольно жидкое "ура" огласило поляну.
"Когда автомобили двинулись, вслед нам раздались протяжные свистки… Так полк русской революционной армии провожал своего "народного" Верховного Главнокомандующего. Настроение было подавленное… "Слава Богу, что еще так обошлось!" — сказал генерал Антипов, когда мы выехали из леса… Вдали показался Двинск. А там, в лесу, на поляне осталось одно из многочисленных кладбищ былой чести и доблести Русской Армии".
Плоды многолетней политики.
Моментальное разложение русской армии в 1917 году объясняли по–разному. Одни винили большевиков, другие кляли бездарное временное правительство, доставалось и самому Брусилову, "заигрывавшему"–де с солдатами. Самые же умудренные жизнью и опытом копали глубже.
"Русская власть пожинает ныне плоды многолетнего выматывания из народа всех моральных и материальных соков, — писал генерал Будберг. — Что могла дать русская действительность кроме жадного, завистливого, никому не верящего шкурника или невероятного по своей развращенности и дерзновению хулигана. Вся русская жизнь, вся деятельность многочисленных представителей власти, прикрывавших Царской порфирой и государственным авторитетом свои преступления, казнокрадство и всевозможные мерзости; литература, театры, кинематографы, чудовищные порядки винной монополии — все это день и ночь работало на то, чтобы сгноить русский народ, убить в нем все чистое и высокое, схулиганить русскую молодежь, рассосать в ней все задерживающие центры, отличающие человека от зверя, и приблизить царство господства самых низменных и животных инстинктов и вожделений".
Написано как будто не сто лет назад Будбергом, а вчера Быковым… Кстати, Брусилов и Будберг тогда встречались в Двинске. Будберг командовал 14–м армейским корпусом, соседним с тем, в который поехал Брусилов. Потом судьба разведет их по разные стороны: Брусилов вступит в Красную армию, Будберг станет военным министром у Колчака. Тем интереснее, что выводы для себя они сделали совершенно идентичные…
"Новая переворачиваемая страница неизбежно вытекала из прошлого, — писал Брусилов в своих мемуарах. — Развивать народ, учить его, пропагандировать идеи нового правительственного порядка считалось преступным и сильно каралось, ибо полагали наиболее удобным и легким держать всю народную массу в темноте… А между тем было о чем подумать: революция 1905 года, хотя временно и погашенная, указала ясно, что теперь крестьянство уже не то, что все слои общества крайне недовольны, интеллигенция почти вся революционна, и нетрудно было догадаться, что устройством так называемого Союза русского народа, составленного притом из подонков этого народа, ограничиться никак нельзя".
Нельзя, но именно этим и ограничились "верхи" в начале ХХ века. Но ведь историю–то не обманешь, в отличие от "электората". В итоге власть повалилась от малейшего толчка…
По своим.
Ни в какое наступление Северный фронт тем летом, конечно, не пошел. С каждым днем армия становилась все более опасной не для немцев, а для своих. Например, для артиллеристов, которые порой разгоняли артогнем братания с немцами на нейтральной полосе.
"С некоторых пор по офицерам–артиллеристам, идущим на наблюдательный пункт на дежурство, из резерва с опушки леса стали постреливать, — писал один офицер–фронтовик. — Наши же солдаты проходили совершенно спокойно; стоило только появиться офицеру, как начинали свистеть пули. Офицеров легко было узнать по темно–зеленым брюкам, поэтому граждане–солдаты никогда не ошибались. Пришлось пользоваться ходами сообщений, но уберегая себя не от противника, а от своих же".
Так летом 1917–го Первая мировая война постепенно начинала перетекать в гражданскую.
"Вести Сегодня", № 113.
Да, карта в даугавпилсском краеведческом музее, я её сфотографировал.
