Мареновая Роза!      
Я очень хотел бы все, что у меня есть, "плюсики" отдать за этот стих!!! А это как-нибудь сделать можно?
Я всё у себя перерыл, не нашёл не в одном сборнике его...

Его Очень хочется хоть как-то ВЫДЕЛИТЬ и чтоб ВСЕ ЛЮДИ прочитали!

Красиво сложено!

надо уже черт побери забыть тебя. ты-то там вот уверенно жмешь делит.
я же с подсчетами сколько за вечер выпито, как-то стараюсь не думать про гдеболит
как-то стараюсь не верить в плохие новости, в передовицы "труда" (ну сама ж писала)
если влюбляюсь то только в героев повести... той, что когда-то на ночь ты рассказала.
город расставил знаки, ловушки, пропасти: выйдешь вот за пельменями и пропала
прошлое крутит меня как пропелер лопасти. я вспоминаю, тут я тебя встречала,
тут целовались, тут выбирали лифчик, тут я к плечу прижималась щекой устало
пили, любились, пели шальной мотивчик... да мало ли было? мало, конечно, мало.
ты мне должна еще лет приблизительно двести. ладно уж, если так хочешь, то сто девяносто.
планов намечено - ворох. когда успеть их? впрочем, тебя говорят тут встречали в осло.
или в варшаве? а может быть в ливерпуле? ты, говорят, постройнела, купила шубу.
а я вспоминаю, помнишь тогда, в июле - ты землянику с ладоней ... кусая губы,
силюсь залить в себя кофе, коньяк и виски. медленно, как дисплей, угасает память.

если зайдешь, у меня тут в шкафу ириски. те, что ты любишь. ну чао, кончаю спамить.

Марта Яковлева(с)

Это нечто потрясающее...

пока ты другим там варишь соленый кофе, куришь или стесняешься снять футболку
я тут упрямо рисую знакомый профиль, узкие губы, лоб под короткой челкой
в ванной дышу на кафель, пишу записки, мол отболело, спряталось, пробежало
мы подпустили прошлое слишком близко, чтоб оно эдак молча теперь лежало

пока ты с другими там примеряешь планы, на Ниццу, Ницше, на "да-да, вот здесь и ниже"
я по стеклу в душевой утекаю плавно, я оседаю на пол, и кафель лижет
меня повсюду, до куда только достанет. и день утекает словно сквозь пальцы жидкость
и я забываю когда уже солнце встанет, что я еще собственно даже и не ложилась.

пока ты чинишь машину, и пишешь хокку, заказываешь пиво себе в спорт-баре,
я пробираюсь по горной тропинке в воздух, и улыбаюсь, мать твою, улыбаюсь,
я научаюсь жить в безвоздушном мире, я открываюсь каждому, кто попросит
я перемыла все что нашлось в квартире, и не разбила. хотя подмывало бросить.

пока ты там злишься, ревнуешь, врешь мне, а так же глупо веришь в чужие сказки,
я написала прозы тебе две простыни, я наварила груды вареньев разных.
я одолела боль свою, оседлала, я отняла у нее по тихому все ее силы
я поняла,что я все могу и надо же? даже вернуться, видишь, не попросила

Марта Яковлева(с)

Рождественская ночь! Ведёт дорога к Храму,
Сияет всё вокруг Божественным Огнём,
Так чисто на душе, украшено коврами,
Давай грядущий год в свершеньях проведём!

Помолимся Творцу, что, видя жизни скверну,
От сердца оторвав, Спасителя послал!
И в этом Рождестве – любовь его безмерна,
Хотя, прощаясь с ним, Он слёзы не сдержал!

Марию посвятив, стать Девою Пречистой,
Нас Сыном одарил в начале января,
Помолимся мы Им! Пусть этот день искристый,
Останется в веках, волнуя и даря!

Даря Надежды Свет, что победим пороки,
Прощеные грехи уже не повторим,
Что будет сильным дух и помыслы высоки,
Спасителя Христа, склоняясь, благодарим!

И зная, что мы все от Бога и под Богом,
Поднимем тех, кто пал, оденем тех, кто гол.
Рождественская ночь! До Храма – оберёга
Спасибо Отче наш! Детей своих довёл!

Ю. Калушев. г. Азов. Накануне Рождества 6.01.2010г.

Константин Бальмонт
СНЕЖИНКА

Светло-пушистая,
Снежинка белая,
Какая чистая,
Какая смелая!

Дорогой бурною
Легко проносится,
Не в высь лазурную,
На землю просится.

Лазурь чудесную
Она покинула,
Себя в безвестную
Страну низринула.

В лучах блистающих
Скользит, умелая,
Средь хлопьев тающих
Сохранно-белая.

Под ветром веющим
Дрожит, взметается,
На нем, лелеющем,
Светло качается.

Его качелями
Она утешена,
С его метелями
Крутится бешено.

Но вот кончается
Дорога дальняя,
Земли касается,
Звезда кристальная.

Лежит пушистая,
Снежинка смелая.
Какая чистая,
Какая белая!

Пломбир

если будет нетрудно, mon sher, пришли мне сосуд вина –
одуванчиков мед, да июльского солнца лучи и смех –
я его сквозь себя прогоню, до апреля допив до дна.
пусть его теплота согревает меня до весны без помех…
наш проказник апрель в синтезатор загонит рок,
чтобы всех разбудить под неистовый рев гитар,
и по венам погонит не кровь, а горячий грог,
возрождая в душе любовь, а она /без балды/ - пожар...
но сейчас за окном минус тридцать и белый снег,
стынут руки, и к нёбу, как к небу, примёрз язык.
календарь только начал в свой рай (или ад?) побег,
и пока сам себя отрывать по листку не привык.
белым инеем ветки, как пудрой, покрылись сегодня в ночь -
седина в волосах, как всегда, появляется сразу и вдруг -
и в душе леденеет тоска (о, разлуки внебрачная дочь!)
в ожидании трелей апреля... очерчен метелью тот круг,
что не даст разгуляться стихии - когда-нибудь вспыхнет день,
в коем выпорхнет в небо (не птица ль?) стрелой самолёт.
каждый миг прохожу, как по лестнице в лето ступень,
и боюсь соскользнуть, по зиме на ступенях - лёд.
блюз осенний в крещендо морозов крещенских вошёл
и застыл, тишиной заполняя заснеженной мир.
этой ночью приснится мне лето и солнечный ореол
над твоей головой… а зима? пусть она превратится в пломбир….
(с)

Найдено в сети.

Еще один день начался разорванными теплыми объятьями. Он всегда ее обнимал с той нежностью, которая у людей вызывала умиление, а у нее мурашки и невесомую негу. Он её обнимал...
Тогда он ее еще обнимал.
Обнимал, когда дрожала от холода в прохладные осенние ночи, согревая дыханием в ладошках желтые-желтые листья.
Обнимал, когда бежала к нему навстречу и бросалась на шею, одновременно целуя, и искрометно улыбалась. Улыбалась всем сердцем. Улыбалась всем прохожим и пролетающим. Улыбалась ему.
Обнимал ее, когда оплакивала горе маленьких котят. В такие времена ее глаза были полны воды, неиссякаемой, бесконечной, кристальной воды. Обнимал своими теплыми широкими ладонями. Целовал в носик. Вытирал слезы. И прижимал сильнее куртку, чтобы маленькие рыжие комочки жизни согрелись и начали дышать воздухом надежды.
Он обнимал ее за талию и кружил в калейдоскопе ее успехов и побед. Когда сдавала успешно экзамены. Когда поступила на второе высшее. Когда в первый раз встала на коньки и не упала, не испугалась. Когда учила его, как сажать цветы, и на спине любимой золотистой собаки рисовала земляные рожицы-улыбки.
Все моменты в улыбках. Казалось она никогда не покидает ее лица. Даже просыпаясь на несколько мгновений раньше, чтобы разбудить ее своим нежным прикосновением и возвестить о приходе нового дня, он видел на ее лице улыбку. Улыбку еще одного дня вместе. Еще один день начался в его объятьях. Еще один счастливый день полон любви и нежности к ее мальчику. Полон радуги их соприкосновений. Полон надежд и мечтаний. Полон ими. Вместе.
И вот его уже давно нет. Она уже давно научилась жить сама по себе. Но все по-прежнему просыпается в его объятьях. Только теперь день начинается исчезающими теплыми сонными объятьями.
Она оставляет их в своих снах и нетерпеливо спешит к ним с наступлением темноты.

Мне всегда не хватало терпенья и воли...
Мне хотелось чуть больше, как минимум - вдвое...
А ещё не хватало во взгляде загадки...
Нужных слов в лексиконе, а в мыслях порядка...
Не хватало тепла...
Никогда не хватало...
На духи, на часы, на такси до вокзала...
Не хватало капелей, стихов, сновидений...
Пяти стоп, шести чувств, семи пятниц в неделе...
Не хватало мне крыльев...
Я тогда бы летала...
Две руки есть, но их почему-то мне мало.
Нет, двурукою мне недостаточно быть,
чтоб жалеть, раздавать, обнимать и дарить...
Не хватало мужчин ,о которых мечтала...
Те,которые рядом,этого мало..
Не хватало людей, лиц, имён и событий,
песен, вёсен, дождей и внезапных открытий...

...а сегодня проснулась... Привстав на кровати,
испугалась... а вдруг мне когда-нибудь хватит...?

Дементьева Марина
__________________

Зацепило... Жаль, не знаю кто автор...
             ***
Жил в деревне отшельник-горбун -
Опасались его, не любили.
Шли слухи о нём, будто он - злой колдун,
И люди его стороной обходили.

Бродил он с картофельным ветхим мешком,
В пальто многолетнем, изъеденном молью.
И если его провожали смешком,
Он тихо вздыхал, без обиды, но с болью.

А люди глумились, шепчась за спиной:
Рога у него, мол, под шапкою скрыты,
И от того этот малый хромой,
Что у него вместо пальцев копыта.

Однажды в деревню вселилась беда,
То всходы пшеницы погибнут под градом,
То летом в июле, придут холода,
То волки порежут на пастбище стадо.

Настали тревожные, тяжкие дни -
Придётся им туго зимой без зерна.
Не зная, что делать, решили они:
"Горбун виноват! Смерть тебе, Сатана!

Пойдёмте, пойдёмте скорее к реке!
Он там, он в землянке живет, как изгнанник!"
И двинулись скопом. И в каждой руке
Зажат был в дороге подобранный камень.

Он шел им навстречу, печален и тих,
Он всё уже знал, он не глупый, он понял.
И он не свернул, он не скрылся от них,
И только лицо свое прятал в ладонях.

Ни разу не вскрикнув под градом камней,
Он только шептал: "Пусть простит вас Всевышний!
Камнями - по телу, но сердцу больней.
На вас не похож, значит - злой, значит - лишний..."

Закончилась казнь. Кто-то грубо сказал:
"Давайте посмотрим уродскую спину!
Ни разу не видел такого горба!"
Пальто все в крови он с убитого скинул.

В больном любопытстве томилась гурьба.
Вдруг молча, как статуи, люди застыли,
"Злой черт", "Сатана" прятал вместо горба
Под старым пальто белоснежные крылья...

И мимо землянки, глаза опустив,
Проходят жестокие глупые люди.
Всевышний, быть может, им все же простит,
Но Ангела больше в деревне не будет...

РОЖДЕСТВЕНСКИЙ РОМАНС

    Евгению Рейну, с любовью

Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.

Плывет во мгле замоскворецкой,
плывет в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.

28 декабря 1961

                /И.Бродский/

УТОЧНЕНИЕ

Откуда ни возьмись -
как резкий взмах -
Божественная высь
в твоих словах -
как отповедь, верней,
как зов: "за мной!" -
над нежностью моей,
моей, земной.
Куда же мне? На звук!
За речь. За взгляд.
За жизнь. За пальцы рук.
За рай. За ад.
И, тень свою губя
(не так ли?), хоть
за самого себя.
Верней, за плоть.
За сдержанность, запал,
всю боль - верней,
всю лестницу из шпал,
стремянку дней
восставив - поднимусь!
(Не тело - пуст!)
Как эхо, я коснусь
и стоп, и уст.
Звучи же! Меж ветвей,
в глуши, в лесу,
здесь, в памяти твоей,
в любви, внизу
постичь - на самом дне!
не по плечу:
нисходишь ли ко мне,
иль я лечу.

1960е

                 /Он же/

ХОРХЕ ЛУИС БОРХЕС

ПРОСТОТА

Садовая калитка
откроется сама,
как сонник на зачитанной странице.
И незачем опять
задерживаться взглядом на предметах,
Что памятны до мелочи любой.
Ты искушен в привычках и сердцах
и в красноречье недомолвок, тонких,
как паутинка общности людской.
А тут не нужно слов
и мнимых прав:
всем, кто вокруг, ты издавна известен,
понятны и ущерб твой, и печаль.
И это — наш предел:
такими, верно, и предстанем небу —
не победители и не кумиры,
а попросту сочтенные за часть
Реальности, которая бесспорна,
за камень и листву.

Я в памяти просматриваю слайды.
Ведь каждую субботу, полчаса
Со мной всегда божественный провайдер,
Мой интернет подключен к небесам
И к прошлому..
Стучится простодушно
В окошко говорливой ай си кью
Далёкий от земного шума Пушкин,
Чтоб в будущем узнать судьбу свою.
Но сколько раз я, сколько лет просила:
«Не нужно звать Дантеса на дуэль!»
Что задрожат небесные перила.
И в море корабли отыщут мель,
Что он погибнет..
На руках Отчизны
Он, умирая,
Будет в ночь смотреть..
А он в ответ, что честь дороже жизни.
И что поэт не может верить в смерть.

В античность загляну, шепну Орфею:
«Прошу тебя, не оглянись назад!»
Но убедить, конечно, не сумею.
Ни он ,ни я, никто не виноват.
Что здесь находим истину ли ,там ли..

Ведь, даже если я воскликну «Быть!»
Далёкий мальчик, сероглазый Гамлет
Произнесёт в ответ: «Or not tobe?“

Опять стучусь в окошко скайпа к Богу..
Продлился бы подольше этот чат!
Хотелось бы узнать совсем немного:
Когда мои тревоги замолчат?
Но, не дождавшись к вечеру ответа,
Поверив в переменчивость судьбы,
Пишу письмо английскому поэту
О том, что надо всё-таки „to be“.

Ольга Олгерт

хороший стих, как-то мне он раньше не попадался
на эту же тему у одного из современных авторов из Таллина тоже есть замечательное стихотворение:

Рената Штрем

- В споре рождается истина?
                - Да, если без унижения.

- В чем же тогда это истина?
                - В точке зрения, но без оскорбления.

- В споре рождается истина?
                - Да, но для всех она разная:
                  Обличающий видит в ней образ свой,
                  Для него лишь она прекрасная!

- В споре рождается истина?
                - Безусловно, где такт, уважение...
                  Добрый спор, как дипломатия,
                  Вызывает лишь - восхищение!

- В споре рождается истина?
                 - Пусть рождается, это не главное!
                   Главное помнить - во имя чего
                   Спор стал точкой отправною.

                 - Главное помнить, что не всегда
                   Ваша "истина" - инстанция высшая!
                   Главное помнить, что спор иногда
                   Убивает в вас - н а и в ы с ш е е!

P.S. Только не стоит порой забывать -
      Привести может спор к разрушению!
      И очень трудно бывает прощать
      Всех, склонных лишь к самомнению!

Кира Левина
И теперь, когда жить остаётся совсем мало

И теперь, когда жить остаётся совсем мало,
Я подумаю, что я скажу напоследок.
А что я скажу?
Я скажу: мама.
Я скажу: надо.
Я скажу: хлеба.
И добавлю: чёрного, дрожжевого…

Я скажу: воды дождевой, весенней.
Я скажу: веры, веры не доставало.
Остальное? Остальное — оставим до новоселья.

Я скажу: ждите всегда верно.
Я скажу: не торопите событий.
Я скажу: руки любимых грейте.
Прошепчу: я не сумела, простите.

Я скажу вам: радость растите сами.
Я скажу: ждите всегда верно.
Я скажу: не торопите событий.
Я скажу: руки любимых грейте.
Прошепчу: я не сумела, простите.

Я скажу вам: радость растите сами.
Изреку: злость — убивайте в корне!
Молодыми ступнями крошите камни,
Молодыми глазами мечите молнии.

И в ладонь ладана зачерпну и смирны,
Взовьюсь радостью и усну мирно.
Имена милые навсегда в сердце
Унесу ангелом, чтоб им согреться

Красивая женщина — это профессия.
И если она до сих пор не устроена,
ее осуждают и каждая версия
имеет своих безусловных сторонников.
Ей, с самого детства вскормленной не баснями,
остаться одною, а, значит, бессильною,
намного страшнее, намного опаснее,
чем если б она не считалась красивою.
Пусть вдоволь листают романы прошедшие,
пусть бредят дурнушки заезжими принцами.
А в редкой профессии сказочной женщины
есть навыки, тайны, и строгие принципы.
Идет она молча по улице трепетной,
сидит как на троне с друзьями заклятыми.
Приходится жить — ежедневно расстрелянной
намеками, слухами, вздохами, взглядами.
Подругам она улыбается весело.
Подруги ответят и тут же обидятся…
Красивая женщина — это профессия,
А все остальное — сплошное любительство.

© Роберт Рождественский

Нас мало — юных, окрыленных,
не задохнувшихся в пыли,
еще простых, еще влюбленных
в улыбку детскую земли.

Мы только шорох в старых парках,
мы только птицы, мы живем
в очарованьи пятен ярких,
в чередованьи звуковом.

Мы только мутный цвет миндальный,
мы только первопутный снег,
оттенок тонкий, отзвук дальний,—
но мы пришли в зловещий век.

Навис он, грубый и огромный,
но что нам гром его тревог?
Мы целомудренно бездомны,
и с нами звезды, ветер, Бог.

Владимир Набоков